- Вкладка 1
Победа в Великой Отечественной войне далась людям нелегко, но не менее сложным оказалось и послевоенное восстановление. Попытки воссоединиться с потерянными родственниками наталкивались на невозможность покинуть рабочее место. Нехватка рабочих рук и неурожаи привели к массовому послевоенному голоду. Ожидания послаблений и либерализации системы потерпели крах с новым витком репрессий, которые коснулись даже прославленного «маршала Победы» Жукова, отправленного в Свердловск. Как люди пытались найти своих родных, чем могли им помочь депутаты Верховного Совета СССР, в числе которых был и Павел Бажов, и каким увидели Урал после войны репатрианты, разбираемся в пятом материале проекта «Долгое время».
Жуков на Урале: «маршал Победы» в ссылке
В 1948 году Георгий Жуков, после войны получивший в народе прозвище «маршал Победы», стал командующим войсками отдаленного от столицы Уральского военного округа. Несомненно, это была своего рода ссылка неугодного Сталину полководца. Прославленный маршал впал в немилость по множеству причин, но главная была банальна: Жуков осмеливался не только возражать вождю, но и доказывать, что тот неправ. Их отношения были достаточно напряженными уже во время войны – например, Жуков открыто говорил о том, что неутверждение Сталиным плана по освобождению Беларуси привело к кровопролитной Восточно-Прусской операции. К тому же, судя по всему, многие считали, что победа – это заслуга именно Жукова. Союзники даже наградили маршала французским Военным крестом, британским орденом Бани I степени и американским орденом Легион Почета степени Главнокомандующего – Сталину таких наград не дали. Через несколько лет после войны отношения Сталина и Жукова испортились окончательно.
В 1946 году Жуков был обвинен в присвоении себе разработки, по выражению Сталина, «операций, к которым не имел никакого отношения» и вывозе незаконных трофеев. Расследование постановило, что маршал привез из Германии «для личного пользования» большое количество мебели, предметов искусства и других вещей. «Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал все это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно», – писал Жуков в объяснительной записке. Арестовать любимого народом и армией маршала было нельзя – могли взбунтоваться военные, начаться народные волнения. Поэтому решили действовать иначе: в июне 1946 года Жукова освободили от должности Главкома сухопутных войск и замминистра Вооруженных Сил СССР и назначили командующим войсками маленького Одесского округа.
Но и там отношения с властью у маршала (обладавшего, судя по свидетельствам, непростым характером) не складывались. Он быстро впал в немилость у первого секретаря Одесского обкома Николая Кириченко, который постоянно жаловался на него в Москву. Последней каплей стало заселение Жуковым офицеров, которым негде было жить, в пустующие одесские квартиры без разрешения Кириченко. Жукова вызвали в Москву, снова всплыло «трофейное дело». В столице Жуков, считавший, что его скоро арестуют, перенес инфаркт. Но худшего удалось избежать – Жукова отправили в очередную ссылку, на этот раз – в Свердловск, руководить Уральским военным округом.
Журналистам Свердловска запретили сообщать в прессе о приезде маршала, властям – устраивать в честь его прибытия какие-либо мероприятия. Ему даже не успели подготовить жилье, и в первое время он жил в том же вагоне, в котором приехал из Москвы. В 1948 году в городе повесили большие щиты, посвященные победе – «10 ударов Красной армии», где рассказывалось о работе маршалов во время войны. Имя Жукова там упомянуто не было.
Но в какой-то момент жизнь маршала начала налаживаться. В 1950 году Жуков стал кандидатом в депутаты Верховного совета (а без разрешения «сверху» это было бы невозможно). Другим уральским кандидатом был Павел Бажов, избиравшийся уже на второй срок, и Бажов и Жуков быстро нашли общий язык. «Он как-то сразу сблизился с Павлом Петровичем, потянулся к нему. Мы быстро привыкли, что на общегородских собраниях, на всяких торжественных заседаниях, в дни работы городских и областных партийных конференций Г.К. Жуков и П.П. Бажов сидели в президиуме рядом. И место за столом ими словно было предусмотрено постоянное – самое крайнее от трибуны для выступающих», – писал в книге о Бажове Виктор Стариков.
Став депутатом, деятельный Георгий Жуков действительно многое сделал для населения. В частности, он помогал налаживать мирную жизнь в колхозах: поставлял туда уже ненужные, списанные военные автомобили и тракторы, получившие в честь маршала название «жуки». Георгий Жуков пробыл в ссылке на Урале до смерти Сталина. Практически сразу после этого он стал первым заместителем министра обороны СССР.
На фото: Павел Бажов с маршаллом Жуковым, на сессии Верховного Совета, дома за печатной машинкой с женой.
«Вскоре стали доходить слухи, что кое-кто из репатриантов был арестован»: воспоминания Бориса Караева
Борис Караев провел детство и юность в Японии и Китае, а после войны вместе с родителями, как и множество других эмигрантов, приехал в СССР. После репатриации он работал на Верх-Исетском заводе в Свердловске, закончил Уральский политехнический институт, а в 1990-е стал преподавателем японского языка в Уральском государственном университете.
Послевоенный Свердловск сильно отличался от сегодняшнего Екатеринбурга и по численности населения, и по занимаемой территории. Внешний вид города в значительной мере уступал облику иностранных концессий Тяньцзина, особенно английской концессии, которую по праву называли «Литл Лондон». Непривычно было видеть в центре города бревенчатые дома, рядом с каменными многоэтажными. Бросалось в глаза малое число магазинов и почти полное отсутствие предприятий сферы услуг.
Больше всего поразило отсутствие транспорта общего пользования, за исключением трамвая и единственной троллейбусной линии, связывающей центр с Химмашем. Да и сеть трамвайных линий была редкой, охватывала далеко не все районы города. <…> Левобережный ВИЗ был застроен частными и заводскими двухэтажными восьми-квартирными стандартными домами. Жителям приходилось пешком идти до ближайшей остановки трамвая на пересечении улиц Кирова и Токарей. Обитатели района Новомосковского поселка и улицы Репина вынуждены были пешком добираться до улицы Московской или до Площади субботников к трамваю. В таком же положении находились жители поселков Уралмаша и Эльмаша, раскинувшихся на довольно большой площади, далеко от трамвайной линии. Городских автобусов практически не было.
Трамваи были деревянные, не отапливаемые зимой, но ходили исправно. Трамвайное движение заканчивалось около двух часов ночи, но и после этого всю ночь ходил по разным маршрутам дежурный трамвай. Автобусных маршрутов не было. В городе не было и такси. Легковых машин в городе было мало, личных почти не было. В городе было немало грузовых машин, среди которых встречались американские, полученные по ленд-лизу. На улицах было немало гужевого транспорта, в основном доставлявшего продукты и товары в магазины.
Улиц с твердым покрытием, не считая центра, было немного. На весь левобережный ВИЗ, от улицы Кирова до железнодорожной линии, единственными вымощенными были лишь улица Бебеля, связывающая левобережный ВИЗ и Сортировку с центром, и улица Колмогорова.
В то время еще существовала карточная система распределения продуктов, и норма выдачи хлеба зависела от выполняемой работы и составляла в день от 1 кг для рабочих с особо тяжелыми условиями труда до 450 г у иждивенцев. Народ был плохо одет. За войну все изрядно пообносились, но в магазинах в свободной продаже одежды не было. Многие демобилизованные фронтовики продолжали носить военную форму. На вещевом рынке, который находился на улице Щорса, где сейчас расположился автовокзал, и в комиссионных магазинах можно было купить многое, преимущественно привезенных из заграницы вещей, но это большинству было не по карману. На фоне бедно одетых свердловчан репатрианты очень выделялись как бы ни старались одеваться скромнее.
Удивляло нас и то, что много домов, даже в центре, не были благоустроены (как говорится, со всеми удобствами во дворе). Абсолютное большинство рабочих завода проживало в таком неблагоустроенном жилье. В начале следующего года, когда приехали мои родители с младшими братом и сестрой, завод выделил двухкомнатную квартиру в одном из стандартных двухэтажных домов, которые составляли основной жилой фонд завода. Все эти дома также были «со всеми удобствами во дворе».
Победоносное окончание войны вдохновило людей, заставило поверить в светлое будущее, и они готовы были терпеть все лишения в ожидании лучшей жизни. Люди под влиянием политической пропаганды плохо представляя уровень жизни в других странах, верили сведениям, преподносимым средствами массовой информации о «капиталистическом аде» и по-своему были счастливы, что живут в великой стране, управляемой вождем всех времен и народов - товарищем Сталиным. Побывавшие в странах Восточной Европы фронтовики уже могли сопоставить уровень жизни в этих странах и в СССР, но в целом это не меняло закоренелого представления о преимуществах социалистического общества. <…> Слушая рассказы о нашей жизни в Китае, наши новые знакомые многому удивлялись, а многому просто не могли поверить.
Вскоре стали доходить слухи, что кое-кто из репатриантов был арестован, в основном из бывших офицеров белой армии или активистов белого движения во время проживания в Китае, бывших курсантов юнкерского училища. Оставалось лишь удивляться, насколько хорошо были информированы заинтересованные органы о жизни эмиграции за рубежом. Репатриантов, которые не принимали участия в антисоветской деятельности и лояльно относились к Советскому Союзу, а среди них было таких подавляющие большинство, репрессии не коснулись. Никто из членов нашей семьи не испытывал тревоги, но мы сочувствовали к тем, кто доверился советской власти и попал в жернова машины по борьбе с «врагами народа».
Из книги: Караев Б.А. Восточный ветер: Воспоминания и размышления. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2003.
На фото: Свердловск 1950-х годов. Фото Жана Берланда, автора фотохроники для газеты «Уральский рабочий» и ТАСС.
Бажов – писатель и депутат
После войны Павел Бажов стал депутатом Верховного Cовета СССР и избирался туда дважды – во второй созыв в 1946 году и в третий созыв в 1950 году. Верховный Совет СССР был образован еще в 1936 году и заменил собой прежние органы законодательной власти – Съезд Советов и Центральный Исполнительный комитет СССР. Через год прошли первые выборы депутатов, а с 1938 года, когда провели первую сессию, новый орган стал полноценно функционировать. По правилам, кандидатом мог стать любой человек, «за исключением умалишенных и лиц, осужденных судом с лишением избирательных прав», однако на деле все кандидаты тщательно отбирались и проверялись. Обычно ими становились передовики производства, признанные ученые, писатели и прочие известные люди. В разное время в Верховный Совет избирали Павла Бажова, Юрия Гагарина, Валентину Терешкову, Михаила Шолохова, Расула Гамзатова, Михаила Калашникова.
Выборы были событием: велась агитация, всюду расклеивали афиши и листовки («Все на выборы в Верховный Совет СССР!»), проводились социалистические соревнования («Встретим день выборов в верховный совет СССР новыми производственными победами!»), на участках работали буфеты: считалось, что выборы – это «праздник» для населения. При этом не прийти голосовать было нельзя (за это грозили как минимум серьезные неприятности на работе), а выборы были безальтернативными. Тем не менее, формально имелась возможность проголосовать «против», но для этого нужно было обладать определенной смелостью: если человек голосовал «за», он просто опускал бюллетень в урну, а если хотел вычеркнуть фамилию кандидата, ему нужно было зайти в кабинку голосования, и ни о какой анонимности речи уже не шло.
Жизнь депутатов в Советском Союзе сильно отличалась от того, что мы сейчас привыкли представлять при слове «депутат». Они не получали постоянных зарплат и продолжали трудиться на основном месте работы, каждый в своем регионе, выезжая в Москву только на сессии, как правило, два раза в год. В остальное время депутатская деятельность заключалось в работе с населением: люди приходили с самыми разными просьбами и проблемами, и всем этим нужно было действительно заниматься. Пренебрегать обязанностями никто не рисковал – в случае, если «избранник народа» не оправдывал надежд, избиратели могли отозвать депутата.
Специфичной и, наверное, самой трудной была работа депутатов послевоенных лет. Часто они принимали народ прямо у себя дома, и люди к ним шли толпами: огромное количество проблем касалось последствий войны. «Приходили многодетные матери, оставшиеся после войны без мужа, а, значит, без материальной поддержки. Они обычно просили или помочь с жильем, или устроить их на работу, или ребятишек определить в интернат. Приезжали из села “погорельцы”…» – писал в воспоминаниях Михаил Калашников, знаменитый изобретатель автомата, впервые избранный в депутаты в 1950 году.
В послевоенное время люди оказывались разбросаны по всей стране – часто жители просили помочь воссоединить семью: «Родной наш Павел Петрович, я обращаюсь к Вам за помощью, прошу Вашего содействия – у нас папа уехал на фронт в 1941 году и был ранен в обе ноги и взят в плен. После окончания войны он живет и работает в г. Кизеле, мы живем в г. Полевском. Семья нас 5 человек. <…> Мама у нас померла в 46 году от туберкулеза. <…> Во время войны мы получали пособие, а сейчас нет. Положение у нас очень тяжелое. Павел Петрович, помогите нам вернуть папу домой, я Вам сообщаю наш и папин адрес», – писала депутату Павлу Бажову девочка Маргарита. В целом, просьбы были самые разные: люди просили помочь восстановить электрификацию села, построить школу, достать нужное оборудование для предприятия, разобраться в каком-нибудь конфликте на заводе.
Депутатам полагались льготы: они могли бесплатно ездить на любом железнодорожном и водном транспорте, занимать в поездах места в спальном или мягком вагоне, а на пароходе – каюты первого класса. Им выдавали билеты в театр: в Москве при гостиницах, где депутаты жили во время сессий, существовали специальные кассы. После 1950-х члены Верховного Совета получили возможность покупать дефицитные товары в «закрытых» магазинах, которые часто работали при тех же гостиницах. Впрочем, далеко не все пользовались положенными льготами, не желая выделяться. Часто народу их положение казалось особым, но на деле элитой в современном понимании этого слова депутаты не были – у них не было больших доходов, возможности вкладываться в недвижимость или вести бизнес, а по истечении депутатского срока они лишались всех привилегий.
На фото: дом Павла Бажова в Свердловске.
Арсений Старков: «Послевоенный голод унес до 1,5 миллионов человеческих жизней»
Обычно, когда вспоминают о жизни в тылу, больше внимания уделяется процессу эвакуации. Хотя обратный процесс, реэвакуации, включавший возвращение предприятий и граждан, был не менее сложен с социально-экономической и политической точек зрения. Реэвакуация началась фактически в первые годы войны: по мере того, например, как снижалась военная угроза в прифронтовой Москве (предприятия и люди могли вернуться в столицу), а позже — по мере продвижения советского фронта обратно на Запад.
На Урале были эвакуированные из Ленинграда и Москвы, которые стремились вернуться домой. Кроме того, многие семьи в суматохе спешной эвакуации, катастрофического продвижения немцев на восток, оказались разделены тысячами километров. И те, кому удавалось установить местонахождение своих родных, хотели воссоединиться. Однако нельзя было просто взять и вернуться обратно, например, в Ленинград, блокада которого была окончательно снята уже в начале 1944 года. Одной из главных причин этого была система жесткого закрепления работников за предприятиями. Еще до войны, 26 июня 1940 года, был принят Указ Президиума Верховного совета, который предполагал в том числе уголовную ответственность за самовольный уход с предприятия и переход из одного учреждения в другое. В военное время эта система контроля была ужесточена в отношении работников военных предприятий. Уход с такого предприятия, согласно Указу от 26 декабря 1941 года, расценивался как дезертирство. Даже после окончания войны для увольнения необходимо было получить разрешение.
В этих условиях люди использовали разные тактики. Некоторые все же самовольно сбегали. Часть из них предавали суду и могли возвратить обратно на оставленное предприятие. Иным удавалось, вернувшись, например, в Ленинград, оперативно устроиться там на предприятие. В этом случае могла произойти «дележка» работника между двумя учреждениями. Квалифицированных рабочих кадров не хватало, ведь большая часть мужского населения ушла на фронт, поэтому предприятие не хотело отпускать на другой завод устроившегося к ним работника. Еще одной причиной желания покинуть предприятие в тылу были условия труда — даже после окончания войны на некоторых предприятиях Урала и Сибири люди продолжали работать в тех же жестких условиях — по 10 часов в сутки.
Некоторые обращались за помощью к представителям власти. Ариадна Павловна рассказывает о человеке, который обратился к ее отцу — Павел Бажов после войны был депутатом Верховного Совета, — чтобы писатель помог ему покинуть предприятие и воссоединиться с семьей. Чтобы устроиться на другое предприятие, нужно было получить разрешение или официальный вызов — от партийного органа или, например, какого-нибудь наркомата. Судебная ответственность за самовольный уход с предприятия была отменена лишь в 1956 году.
Война имела катастрофические последствия — и социальные, и экономические. Западные регионы, которые были под оккупацией, подверглись ко всему прочему значительным разрушениям. Одним из наиболее трагических последствий войны стала массовая беспризорность детей, родители которых погибли на фронте, умерли от голода. По данным историка Елены Зубковой, число беспризорных детей в Свердловске к концу 1946 года составляло почти 2 тысячи человек. Государство решало эту проблему разными способами: домов сирот, естественно, на всех не хватало, поэтому достаточно часто детей устраивали в семьи (усыновляли или через систему опеки и патроната). Многие дети были вынуждены попрошайничать, чтобы не умереть с голоду.
Еще одной трагической страницей в послевоенной истории стал голод, пик которого пришелся на 1946-1947 год. По подсчетам историков, он унес до 1,5 миллионов человеческих жизней. Во многом голод был обусловлен неурожаем, общим недостатком рабочих рук в результате гибели миллионов советских граждан во время войны, разрушением инфраструктуры в западных областях СССР. И, конечно, такое количество жертв было вызвано тем, что государство не особенно стремилось снизить ущерб от неурожая, фактически не предоставив достаточного обеспечения необходимым продовольствием жителям регионов, страдавшим от голода.
Чтобы выжить в таких условиях, люди были вынуждены идти на мелкие кражи, например, горсти зерна. Сталинское государство вместо помощи в очередной раз приняло драконовские законы. В 1947 году был принят Указ «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», по которому за кражу колхозного имущества можно было получить до восьми лет исправительно-трудовых лагерей.
Победа в Великой Отечественной войне дала многим повод надеяться на либерализацию, смягчение режима. Крестьяне надеялись, что будут упразднены ненавистные колхозы. К сожалению, ничего подобного не произошло: после войны вновь происходит «закручивание гаек», начались новые витки репрессий. Именно в начале 1950-х система ГУЛАГа достигла своего наибольшего размаха — историк Олег Хлевнюк указывает, что на начало 1953 года в лагерях и колониях содержалось более 2,5 миллионов человек. Лишь смерть вождя в марте 1953 привела к началу демонтажа этой карательно-репрессивной машины.
Арсений Старков — историк, стажер-исследователь Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий НИУ ВШЭ.