- Вкладка 1
Гражданская война, развернувшаяся на территории бывшей Российской империи после прихода к власти большевиков, до сих пор остается одним из самых трудно описываемых периодов. Особенно когда дело касается Урала и Сибири, где постоянно сменялась власть и один и тот же город мог оказаться сначала под властью красных, потом белых, затем снова красных. В этом хаосе простые жители старались не принимать ничью сторону, надеясь таким образом избежать грабежа и насилия, а Павел Бажов присоединился к красным и стал городским головой Камышлова. Это означало, что когда в город пришли белые, Бажову нужно было бежать — уходить в подполье, менять документы. Куда и на чем можно было бежать с занятых территорий, что в этот момент происходило с остающимися в городе людьми и откуда на Урале в годы Гражданской войны появились чехи, выясняем во втором материале цикла «Долгое время».
Бои за Транссиб: Гражданская война на Урале
Во время Гражданской войны на Урале железнодорожный транспорт по понятным причинам играл очень важную роль: это был единственный способ в любую погоду, в любое время года за сравнительно короткое время преодолеть огромные расстояния. Автомобильный и воздушный транспорт тогда еще не были развиты; водные пути существовали, они проходили по Каме и ее притокам, но такой способ был менее удобным: скорость передвижения парохода невысока, а зимой им и вовсе не воспользуешься.
По сути, вдоль железнодорожных путей и сосредоточилась Гражданская война на Урале – от того, кто завладеет ими, зависел исход дела. Сразу же после революции добраться по Транссибу в Сибирь стало непросто – не все рабочие на железной дороге приняли сторону Советов, некоторые пытались устраивать забастовки. Недолгое затишье наступило в 1918 году: большевики все же сумели захватить Транссиб. В это время в Сибирь из Москвы отправился американский журналист и путешественник Альберт Рис Вильямс, который совершенно безболезненно за три недели преодолел путь от столицы до Владивостока – правда, у него была бумага, подписанная лично Лениным, благодаря которой большевики без проблем пропускали его на всех постах: «День за днем бесконечно тянулись громадные стальные ленты. Может, кто-нибудь жаловался на трудности путешествия, как это делали белые эмигранты из-за небольших в общем-то лишений, мы были довольны. <...> Железная дорога, по которой мы ехали в таком в общем-то доброжелательном окружении, скоро будет пропитана кровью, а “поезда смерти” с их трагичным конвоем будут как челноки двигаться туда-сюда…»
Уже к концу 1918 года ситуация изменилась: 24 декабря Колчак взял Пермь, а через несколько месяцев белые захватили весь Урал – и железная дорога теперь принадлежала им. Это приобретение чуть было не стало бессмысленным: по постановлению правительства новый начальник Пермской железной дороги (части Транссибирской магистрали) Н.И. Бобин должен был «почистить» весь кадровый состав от большевиков и им сочувствующих. Бобин создал чрезвычайную комиссию, но на деле не уволил ни одного сотрудника – понимая, что, сделай он это, работать будет некому, новых специалистов не найти, железная дорога просто встанет. Во время войны вопрос о квалифицированных служащих вообще стоял очень остро: их не хватало, каждый человек был на вес золота, и было уже не до политических предпочтений.
Колчак это понимал. Покидая Пермь под натиском наступавших красных, он увел с собой всех специалистов, которых мог. Об этом свидетельствуют сохранившиеся дневники станционного смотрителя Ивана Перевозчикова, который служил на станции Комаринская Пермской железной дороги при белых: «2 июля 1919 года я вновь на станции Комаринская, где стоит штаб Северной группы генерала Пепеляева. Получено распоряжение Колчака эвакуировать всю станцию и всех служащих под страхом репрессий». Ивана Перевозчикова вместе с отступавшими войсками отправили в Читу – служить там. Станционный смотритель не покидал пост даже в самое страшное время, и оказался свидетелем бегства белых и прихода к власти в Чите красных:
«21 октября 1920 года <…> в шесть часов вечера со станции ушел последний бронепоезд “Атаман”, выйдя за выходные стрелки станции, он взорвал небольшой деревянный мост, находившийся у стрелок. Говорят, он хотел взорвать железные мосты и станцию, которые были уже заминированы, но японцы запротестовали. В городе и на станции – жуткая тишина, на улицах и площадях ни души, только за выходными стрелками с восточной стороны ярко полыхает мост».
«25 октября все прибывают и прибывают новые части красных войск. В городе началась эпоха матросов. Сегодня я видел брата генерала колчаковской армии Пепеляева. Значит, брат уже пошел на брата?»
«25 января 1921 года. По распоряжению комиссара дороги товарища Истомина, штат-агентов распределения движения станций Чита-1-2 расформировывают. Меня сначала назначили в Сретенск, через два дня – на станцию Харагун. Все крайне возмущены таким произволом».
В условиях Гражданской войны крайне трудно приходилось обычным людям, которым просто нужно было добраться из пункта А в пункт Б, и решение совершить обыкновенную в мирное время поездку было геройством, граничащим с безумием. Помимо того, что условия в поездах в принципе были не лучшими – по большей части передвигались в «теплушках», утепленных товарных вагонах с печкой-буржуйкой («классных» вагонов было мало, и простым людям они обычно не были доступны) – политическая ситуация могла стремительно измениться в любой момент. Даже если в целом железная дорога принадлежала, например, белым, это не значит, что на отдельной станции не происходило какой-нибудь мелкой стачки. Нередки были на железной дороге и обычные грабежи и разбои. Страшные события происходили во время отступления колчаковских войск и бегства из Омска мирного населения: легионеры Чехословацкого корпуса, разбросанные по Транссибу, которые уже отчаянно не хотели воевать ни на чьей стороне, а хотели домой, в только что ставшую независимой Чехословакию, угоняли паровозы и отнимали горючее. С наступлением заморозков по железной дороге оказались разбросаны эти вагоны-кладбища с насмерть замерзшими или умершими от тифа мирными людьми.
Сама железная дорога тоже была в плачевном состоянии. Чтобы выиграть время и не допустить продвижения противника, при отступлениях и красные, и белые взрывали ключевые объекты: станции, мосты, тоннели, железнодорожное полотно. Если не было взрывчатки – объекты просто поджигали. У красных были даже специальные подрывные команды, занимавшиеся исключительно этим. К концу войны из 544 пассажирских вагонов Пермской железной дороги уцелело меньше половины, из 15 937 грузовых непригодна была треть, сами пути были искорежены, множество объектов взорвано, не стало ключевого моста через Каму. Большевики стали все это срочно чинить – но в результате спешки, небольшого количества квалифицированных специалистов и отсутствия ресурсов (новые поезда собирались из пришедших в негодность старых, деталей не было) допустили много ошибок, и нормально функционировать железная дорога стала еще не скоро.
Павел Бажов — партизан, учитель, большевик
После революции Павел Бажов стал в Камышлове человеком достаточно известным: в августе 1917 года его избрали городским головой, в 1918-м – назначили комиссаром просвещения. Поэтому, когда белые взяли Камышлов, большевик, которого практически каждый знал в лицо, оставаться там больше не мог – это было бы самоубийством. Бажов пошел добровольцем в Красную армию, попал в плен к колчаковцам, бежал, узнал, что в Камышлове арестовали нескольких его родственников, и, видимо, понял, что с семьей воссоединиться получится не скоро.
Тогда Бажов присоединился к партизанскому подполью: по заданию он с поддельными документами на руках отправился в Омск, из которого еле выбрался, чуть снова не попав в руки к белым. Затем, помогая партизанам, оказался в Барабинске, после в Каинске и, наконец, в селе Бергуль, где по-прежнему занимался подпольной деятельностью, формально работая учителем в местной школе – по другим поддельным документам, в которых он значился учителем Кирибаевым. Это время Бажов описал в автобиографической повести «За Советскую правду».
Через какое-то время группу партизан в Бергуле разгромили, и Бажов перебрался в Усть-Каменогорск, где стал страховым агентом Бахеевым: его настоящую фамилию написали неразборчиво, а он не стал ничего говорить – очередная смена личности была только на руку. Под видом страхового агента Бажов продолжал перемещаться по губернии, организуя партизанское движение. Вскоре Усть-Каменогорск заняли красные. Бажов был назначен председателем уездного комитета партии большевиков.
Фактически в это время в Усть-Каменогорске установилось двоевластие: одной силой были красные партизаны-большевики во главе с Бажовым, второй – Крестьянская армия партизана Михаила Козыря, политические предпочтения которого до конца не были ясны, видимо, даже ему самому, но близки к анархо-коммунистическим. Он призывал крестьян к неподчинению революционным комитетам и свержению власти большевиков («За Советы без большевиков! Да здравствует свободный труд!»).
Бажов устроил митинг, в котором приняли участие и партизаны-большевики, и партизаны Козыря. По словам писателя Николая Анова, работавшего с Бажовым в редакции местной газеты, «Павел Петрович блестяще разоблачил авантюрную сущность бывшего поручика царской армии Козыря. Митинг закончился полной победой Бахеева. Крестьянский корпус принял решение отправиться на польский фронт, помогать Красной армии громить Пилсудского. Все обошлось без кровопролития». В любом случае Бажову каким-то образом удалось переманить на свою сторону большую часть Крестьянской армии, оставшиеся группки сторонников Козыря были ликвидированы, и вскоре в городе окончательно установилась советская власть.
Письмо-шифровка
Работая в селе Бергуль школьным учителем и занимаясь параллельно организацией красного партизанского движения, Павел Бажов искал способы дать жене знать, где он. Камышлов в этот момент был занят белыми, от которых Бажов, красный, большевик, скрывался. В итоге было отправлено письмо-шифровка. Текст, который должна была прочитать его жена, складывался из вторых букв каждой строчки:
Как Валя адрес Бергульское училище Биазинская волость Каинскаго уезда Томская губерния Константину Антиповичу Хохлову.
«Идут аресты, обыски, расстрелы»: из дневника Варвары Щегловой
Варвара Щеглова,
жительница Камышлова в годы Гражданской войны
1918 год
26 июня. Все последнее время горожане живут под страхом совершающихся событий: идут обыски, аресты, расстрелы. В городе появился товарищ Гаревский. Он служит в ЧК. С ним приехала пожилая женщина – его помощница, некто Петрова. Она ходит в кожаной куртке, в фуражке, с наганом на боку. О них рассказывают страшные вещи: якобы они собственноручно расстреливают арестованных.
22 июля. Ввиду военно-осадного положения ходить разрешено только до десяти вечера. Улицы словно вымерли. Изредка проезжают автомобили и подводы с красноармейцами – везут пулеметы, зарядные ящики. Много пьяных. Безобразничают и пристают к случайным прохожим, особенно к женщинам и к нам, девчонкам.
24 июля. Красноармейцы объявили, что оставляют город – уходят, взяв с собой заложников, преимущественно мужчин. Надеются, что враг не будет по ним стрелять. Остальных – всех, кто может держать лопату, послали рыть окопы за Насонову. Это было днем, а ночью слышали выстрелы – опять кого-то расстреливали.
25 июля. Из города уходят последние красноармейцы и моряки. Увозят хлеб, муку, картофель. Кое-кто отправляет с ними свои семьи. Продолжаются расстрелы – вчера расстреляли 20 человек, привезенных из-под Шадринска, а сегодня – еще 10, городских. Говорят, что расстреляли и взятых вчера заложников – по дороге.
26 июля. В городе безвластие. Магазины разгромлены. Непонятные люди с винтовками грузят и увозят конфискованное имущество. Поздно вечером кто-то взорвал водокачку, что на берегу Пышмы, и во многих домах вылетели стекла, а у некоторых даже слетели крыши. Не успели опомниться, как снова взрыв и высокое пламя – это начали гореть склады на вокзале. Уснули поздно. А в пять утра раздался стук в ворота – все перепугались, но пришлось открыть. Вошедший солдат на плохом русском распорядился принести продукты. Это в город вошли чехословаки, и они очень голодны.
2 августа. Вереницы людей потянулись к лесу, что у кожевенного завода. Мы увидели страшную картину: гробы с расстрелянными (говорят, это сделали красноармейцы перед уходом) стояли рядами – на земле и на сделанных из досок столах. Шла панихида. После гробы поставили на телеги, где по одному, а где и по два. Всего вышло 32 подводы. Крики и рыдания было трудно вынести, и мы поспешили домой – нервы напряжены до предела.
1919 год
1 февраля. В гимназии большой переполох: пришла весть, что объявлена мобилизация мужчин от восемнадцати до двадцати пяти лет, и наши милые мальчики пойдут на войну.
6 июля. Многие вновь покидают город. Уехали городской глава Васильев, торговцы Машаров, Меньшенин, Выборов, Страхов. Уезжают и учителя – Самгин, Можгинский, Баранова, Чиркова, Федорова, Румянцев, Петрашень. Был семейный совет и у нас – решался вопрос: уехать или остаться. Мама хотела уехать, но отец сказал, что бояться нам нечего, потому что большого богатства мы не нажили, да и куда семье в шесть человек ехать? Словом, решили остаться. А к вечеру выяснилось, что остаются и многие наши соседи.
14 июля. Вечером появились верховые, они предложили освободить часть дома. Их 15 человек – у них голубые погоны, а на рукавах – голубые нашивки с человеческим черепом над двумя скрещенными костями. А еще остановились юнкера, совсем дети. Мы сгрудились в одну комнату. Хотели уснуть, но не смогли – за окном постоянный шум: военные, пешие и конные, идут в оба конца – в город и из города. А также страшный гул, волнами накрывающий город – отец объяснил, что это стреляют пушки за железной дорогой.
18 июля. Юнкера и верховые трогаются в путь, прихватив с собой, в «благодарность» за постой, совсем новый коробок, большую кошму и весь овес из амбара. Солдаты обчистили и наших соседей, взяв даже заготовленные на зиму дрова. Кто-то отдал приказ спустить в Пышму спирт из винных складов, и много людей с ведрами и кувшинами побежали туда, а после умерли, отравившись выпитым.
7 августа. В городе опять смутное время: отбирают драгоценности (к счастью, их у нас нет), хлеб, коров, лошадей. Идут аресты. Вновь слышатся выстрелы за рекой, у леса».
Опубликовано в газете «Камышловские известия», 27 июля 2018 года.
На фото: Усть-Каменогорск в 1920-1930-х годах: Базарная площадь, Нижняя пристань, наводнение в марте 1929 года, Первомайская демонстрация, конно-спортивные занятия Осоавиахимовцев на центральной площади, Пожарный переулок, Временный мост через реку Ульбу, мельнице Лемешкина. Из государственного архива Восточно-Казахстанской области.
Андрей Маркевич: «Горнозаводской Урал, где много рабочих, поддержал большевиков»
Большевики захватили власть в 1917 году, и сначала почти никто открыто не выступал против. Шла Первая мировая война, еще четыре месяца оставалось до Брестского мира, переговоры о котором закончились только в феврале 1918 года. Начав с Петрограда, советская власть постепенно в основном мирно распространялась на другие города. Было несколько исключений типа Москвы, где при установлении советской власти доходило до открытых боев. Но в основном все ждали, когда временное правительство – временное рабочее и крестьянское правительство – соберет Учредительное собрание. Сопротивление началось, когда большевики, проиграв выборы, разогнали Учредительное собрание, заключили Брестский мир, который значительная часть населения восприняла как предательство национальных интересов – по нему Россия потеряла Польшу, Прибалтику и другие западные губернии, а это самые густонаселенные территории с высоким производственным потенциалом, – и продолжил усиливаться экономический кризис.
Тогда на Дону формируется добровольческая армия, на Волге летом 1918 года собирается Комуч – Комитет членов Учредительного собрания, которые сообщают, что легитимна их власть, а не большевиков, и которые постепенно подчинят себе весь восток. Правительство директории, образованное Комучом, в итоге свергнет Колчак. Именно он будет признан всеми белыми как верховный правитель России. С этого момента для большевиков он становится основным противником, возникает большевистский лозунг «Все на борьбу с Колчаком!», и в каком-то смысле летнее наступление 1919 года Деникина поначалу было таким успешным, потому что большевики все силы бросили на Колчака. Но, помимо красных и белых, кого там только еще не было: были зеленые, были националисты, которые воевали с большевиками как с центральным правительством, был анархист Махно.
Наконец, на Урале и в Сибири были белочехи. Тут возникает вопрос: как вообще чехи оказались так далеко на востоке? История простая. Российская империя воюет в Первой мировой войне с Австро-Венгрией, так называемой дуалистической монархией, которая состоит из Австрии и Венгрии, но там есть еще довольно много славян, которые ущемлены в правах и борются за них, но не получается. Когда начинается война с Россией, главной славянской державой, славяне Австро-Венгрии, в первую очередь чехи и словаки, начинают массово сдаваться в плен. Когда Россия выходит из войны, чехи хотят продолжить воевать против Австрии и Венгрии на стороне союзников, и чехам предлагают вывезти их через Дальний Восток во Францию, чтобы они продолжили бороться там. И их повезли, но не довезли, потому что уже начинается разруха на железнодорожном транспорте, и этот корпус чехов растягивается вдоль Транссиба и образует очаги сопротивления.
Если мы посмотрим на карту, то понятно, что есть большевистский фронт – но это логика военная, и тут не может быть чересполосицы. Если же оценивать именно поддержку большевиков, то можно посмотреть на результаты выборов в Учредительное собрание, которые прошли три недели спустя после переворота и которые выиграли эсеры – те самые люди, что после устроили Комуч. На этих выборах большевики получили около четверти всех голосов, а эсеры – порядка 40%, хотя посчитать точно трудно, так как по правилам голосования не было единых национальных списков, а были отдельные списки в каждой губернии и на местах партии могли заключать блоки. На карте поддержки как раз видна чересполосица Гражданской войны. Есть Москва, Петроград и территории вокруг них, которые наиболее пробольшевистские, а дальше по мере отдаления разные стороны поддержка большевиков становится меньше, хотя есть отдельные пробольшевистские вкрапления.
Одно из таких чересполосных вкраплений, где большевики получили относительно много поддержки, это горнозаводской Урал, где много рабочих, а рабочие поддерживали большевиков. Екатеринбургский и Верхотурский уезды оба отдали в пользу большевиков по 38,8% голосов. Если говорить про Камышлов, то всего в нем проголосовали 3759 человек, из них 1155 – за большевиков, то есть чуть меньше трети. Хотя надо учитывать, что там находился еще солдатский гарнизон, в котором большевики получили половину, а солдаты были в каком-то смысле наиболее пробольшевистской силой, потому что они не хотели воевать и большевики единственные говорили, что они прекратят войну, а то время как другие настаивали, что надо выполнять союзнические обязательства.
Гражданская война была довольно жестокой, и потерь было много, но посчитать их очень сложно. Потому что у нас по большому счету есть две переписи – 1897 и 1926 годов, а между ними – много разных событий. Поэтому оценки потерь в Гражданской войне варьируются. При этом потери потерями, но общее население страны в период с 1914 по 1923 год выросло на 3,8 млн, потому что рождаемость была огромной – в целом за эти годы 52,1 млн при смертности в 50 млн. Плюс есть миграция внутрь страны – порядка 1,7 млн, потому что были потеряны западные территории. В нормальной ситуации смертность в этот период должна была быть примерно 37 млн. Поэтому мы с Марком Харрисоном оцениваем потери в период с 1914 по 1923 год в 13 миллионов избыточных смертей, из которых 1,6 млн составляют военные потери Первой мировой, а остальные 11,4 млн приходятся на Гражданскую войну – и это не только боевые действия, в основном это тиф и голод.
Андрей Маркевич – профессор Российской экономической школы, со-директор совместного бакалавриата ВШЭ и РЭШ.